Теперь встает вопрос: какие же имена подбирать героям? Здесь многое зависит от установки. Если рассказ — бытовой, то и имена должны быть жизненно правдоподобны. Мы знаем, что личные имена и фамилии в жизни имеют социальную окраску, крестьянин, в общем, носит фамилию другого облика, чем интеллигент; купеческую фамилию тоже нетрудно узнать, поповскую тоже. Крестьянина в бытовом рассказе удобнее называть фамилией, происходящей от собственного имени, например, Матвеев, Потапов; у попа будет фамилия вроде Преображенский, Введенский, Петропавловский, — происходящая от названия праздников или «святых»; купец будет Завалишин, Рукавишников, Хлебенный, — и так далее. С другой стороны, фамилии имеют и национальную окраску: украинец будет носить фамилию с окончанием: «ко», — Крамаренко, например, или с окончанием «ук»: Корнейчук; немец — фамилию вроде Фрейберг, Миллер, Дуклау; еврей — либо фамилию немецкого склада, либо происходящую от названия какого-либо городка в Западном крае: Шкловский, Могилевский. Следует, читая писателей-бытовиков, — Чехова, Бунина, Горького, Подъячева, — всматриваться в имена, которые они дают своим героям.
Ошибкой было бы стремиться смешивать в бытовом рассказе социальные окраски фамилий, и называть крестьянина Дальский, Одоевский, попа — Корнейчук, и прочее. Между тем, неопытные писатели очень часто норовят присвоить своему герою имя «погромче», «покрасивее». Этого решительно надо избегать.
При установке юмористической сохраняются бытовые особенности фамилий, только подаются погуще, порезче, преувеличенней. Если поповские фамилии чаще всею связаны с названиями праздников, и вообще с «божественным», — то в юмористическом рассказе попа можно назвать: Вонмигласов, Изведиизтемницын и проч.
При установке приключенческой или фантастической — имена не обязательно должны быть социально или национально окрашены.
Следует избегать одного приема, который применялся встарину и теперь очень часто интересует начинающих авторов: попытка передать при помощи имени свойства или профессию героя; сообразно этому приему разбойника называют Ножов, честного человека — Правдин, полицейского пристава — Мордобоев, учителя — Азбукин. Этот прием устарел и прибегать к нему не следует ни в коем случае.
Иногда действующие лица именуются по имени отчеству и фамилии, иногда только по фамилии, иногда только по имени и отчеству, иногда просто по имени. Вообще надо стремиться к большей простоте и краткости наименования. В повествовании, после того, как данный герой уже назван, его чаще всего обозначают просто фамилией; иногда, если фамилия вообще не была названа, — пользуются тем именем, которым называют героя его товарищи по рассказу, например: «слесарь Иван Матвеевич получил от своего приятеля Прокофия Семеновича из Москвы письмо. Прокофий Семенович сообщал ему, что…»; и уже на всем протяжении рассказа Прокофий Семенович так и будет именоваться.
Действующие лица рассказа совершают различные действия, начиная от самых простых, — встают, садятся, входят, уходят, — до самых сложных, — совершают подвиги, преступления, сражаются, изменяют и так далее. Каждое действие как в жизни, так и в рассказе должно иметь ту или другую причину. Не зная причины, мы часто не в состоянии понять само действие. Представим себе, что некто попадает в плен к врагам и, увидав, что выхода нет, застреливается. Почему? Может быть много причин. Можно застрелиться из гордости, считая себя опозоренным пленением; можно застрелиться из страха перед мучениями, которым могут подвергнуть пленника победители; можно застрелиться, зная, что все равно будешь застрелян; можно застрелиться из опасения, что, будучи подвергнут пыткам, выдашь какие-нибудь военные или партийные тайны, — и прочее. Причин может быть очень много. Но если, скажем, действует причина первая, — гордость, то такой поступок возможен для средневекового рыцаря, с его надутым самолюбием, и совершенно невозможен для попавшего в плен рабочего: при чем гордость здесь? Если причина — страх перед пытками, — то мы понимаем, что самоубийство законно для человека нашего времени, и наоборот, для того же рыцаря такое самоубийство невозможно; по их понятиям такое самоубийство было бы позорной трусостью. Если причина; — боязнь не самой пытки, а страх, что, не выдержав боли, выдашь партийную тайну, — мы считаем такое самоубийство геройским. Из сказанного видно, что один и тот же поступок, в зависимости от причин его вы звавших, нам кажется то правдоподобным, то неправдоподобным, то почетным, то глупым или презренным.
Каждое действие в рассказе непременно должно быть обосновано той или другой причиной. Такое обоснование называется мотивировкой.
Действие мотивируется или свойствами характера героя, или другими действиями. Предположим, один герой кровно обидел другого; тот начинает мстить; его действие, следовательно, мотивировано действием первого, — нанесенной обидой. Теперь, как же он мстит? Допустим, он убивает обидчика, или выкрадывает у него какие-нибудь документы, и того обвиняют в краже или в растрате. В первом случае поступок мотивируется решительным и прямым характером мстящего, во втором случае — его трусостью, боязнью ответственности, способностью на подлость. Здесь мотивировка дана характером.
Предположим, в рассказе действуют пожилой, сознательный, степенный рабочий и легкомысленный бесшабашный паренек; начинается гражданская война. Рабочий идет на нее из сознания своего пролетарского долга, а паренек — потому что на войне весело, много новых впечатлений. Одинаковый поступок мотивирован по разному, — в зависимости от свойств характера.